Александр Городницкий - Легенда о доме. Полночное солнце (1990) - полная дискография, все тексты песен с аккордами для гитары.

Accords's main page  |  LINKS my Best OFF  |  Feedback and suggestions

Александр Городницкий


Полный список песен
Разные песни
Река времён (1982)
Легенда о доме. Берег (1984)
Берег (1988)
Легенда о доме. Полночное солнце (1990)
Легенда о доме. Перелётные ангелы (1991)
Около площади (1993)
Легенда о доме. Остров Израиль (1995)
Легенда о доме. Созвездие Рыбы (1995)
Легенда о доме. Ледяное стремя (1997)
Легенда о доме. Поэмы (1997)
Как медь умела петь (1997)
Давай поедем в Царское Село (1998)
Легенда о доме. Имена вокзалов (1999)
Снег / 1953-1961 (2001)
В океане зима / 1962-1963 (2001)
Над Канадой небо синее / 1963-1965 (2001)
Друзья и враги / 1966-1970 (2001)
Аэропорты 19 века / 1970-1972 (2001)
Острова в океане / 1972-1977 (2001)
Если иначе нельзя / 1977-1981 (2001)
Спасибо, что петь разрешили / 1982-1984 (2001)
Беженцы-листья / 1988-1994 (2001)
Имена вокзалов / 1995-2000 (2001)
Двадцать первый тревожный век / 2000-2003 (2003)
Кане-Городницкий - Возвращение к прежним местам (2003)
Стихотворения (2003)
Легенда о доме. Родство по слову (2005)
Уйти на судне (2005)
Легенда о доме. Гадание по ладони (2005)
Гадание по ладони (2007)
Легенда о доме. Коломна (2008)
Новая Голландия (2009)
От Оренбурга до Петербурга (2009)
Глобальное потепление (2012)
Всё была весна (2013)
Споём, ребята, вместе (2014)
Давайте верить в чудеса (2015)
Перезагрузка (2017)
Книжечки на полке (2020)

Александр Городницкий - Легенда о доме. Полночное солнце (1990) - тексты песен, аккорды для гитары

Легенда о доме. Полночное солнце (1990)


  1. Двадцать девятое ноября
  2. Ахматова
  3. Блудный сын
  4. Питер Брейгель
  5. В старинном соборе
  6. Герой и автор
  7. Гробница Камоэнса
  8. Два Гоголя
  9. Дом Пушкина (на "Давай поедем в Царское Село")
  10. Дорога
  11. Душа
  12. Комаровское кладбище (на "Берег")
  13. Кюхельбекер
  14. Монолог Моисея
  15. На даче
  16. Песни западных славян
  17. Петербург
  18. Петровская галерея
  19. Причин потусторонних не ищите
  20. Рембрандт
  21. Санчо Панса
  22. Улисс
  23. Цыгане (на "Возвращение к прежним местам")
  24. Чаадаев (на "Как медь умела петь")
  25. Шалея от отчаянного страха
  26. Элегия


Двадцать девятое ноября
(А.Городницкий)
С утра горит свеча в моем пустом дому
В честь матери моей печальной годовщины.
Я, где бы ни бывал, неясно почему,
Обычай этот чту - на то свои причины.

Кончается ноябрь. Нет хуже этих дней -
Тень снега и дождя летит на подоконник.
Я вспоминаю мать, я думаю о ней,
На огонек свечи смотрю, огнепоклонник.

Он желт и синеват. Смотри и не дыши,
Как льет неяркий свет в горенье беззаветном
Прозрачная модель витающей души,
Горячая струя, колеблемая ветром.

Свечою тает день. В густеющем дыму
Уходит город в ночь, как в шапке-невидимке.
Недолгая свеча горит в моем дому,
Как юное лицо на выгоревшем снимке.

Беззвучный огонек дрожит передо мной,
Веля припоминать полузабытый род свой
И сердце бередить унылою виной
Незнания корней и горечью сиротства.

И в комнате сидеть понуро одному,
Укрывшись от друзей, веселых и беспечных.
До полночи свеча горит в моем дому
И застывает воск, стекая на подсвечник.
Ахматова
(А.Городницкий)
Разжигать по утрам керосинки мерцающий свет,
Жить на горькой Земле равнодушно, спокойно и долго
И всегда обращаться к тому лишь, кого уже нет,
С Царскосельской дорожки, из Фонтанного мертвого дома.

Пить без сахара чай, слушать шум заоконной листвы
В коммунальных квартирах, где свары кухонные грубы,
И смотреть на живущих - как будто поверх головы,
Обращаясь к ушедшим, целуя холодные губы.

Взгляды в спину косые, по-нищенски скудный обед.
Непрозрачная бездна гудит за дверною цепочкой.
И берет бандероль, и письма не приносит в ответ
Чернокрылого ангела странная авиапочта.
Блудный сын
(А.Городницкий)
Не увязать причин и следствий,
Не став голодным и босым.
Еще отцовское наследство
Проматывает блудный сын.

Еще сидит меж женщин грубых,
Чья кожа юная свежа,
Одну из них целуя в губы,
Другую - за руку держа.

Сияет день по всей округе.
Не оскудел вином сосуд,
И виноград лиловый слуги
На серебре ему несут.

Играет кровь в румяном теле,
Зовут далекие места.
Еще его не одолели
Раскаянье и нищета.

Он юн и глуп еще, и все же
Он интересен мне таким,
Пока грехов любовных ложе
Его возносит словно дым,

Пока он не припал, увечен,
К отцовской высохшей ноге,
И тонкие пылают свечи
На непочатом пироге.
Питер Брейгель
(А.Городницкий)
О чем он думал, Питер Брейгель,
Какими образами бредил,
Когда изобразил Христа
На фоне северной равнины,
Сгибающим худую спину
Под перекладиной креста?

Фламандские вокруг пейзажи, -
Взгляните на одежды стражи,
На эти мельницы вдали!
Еще один виток дороги,
И он, взойдя на холм пологий,
Увидит в море корабли.

Еще не бог он. На мольберте
Он человек еще, и смертен,
И явно выглядит чужим
В долине этой, в этом веке,
Где стужа сковывает реки
И над домами вьется дым.

Светало. Около отлива
Кричала чайка хлопотливо.
Тяжелый дождь стучал в окно.
О чем он думал, Младший Питер,
Когда лицо устало вытер,
Закончив это полотно?

О чем он думал, старый мастер?
В ночном порту скрипели снасти,
Холодный ветер гнал волну.
Об одиночестве пророка,
Явившегося позже срока,
Попавшего не в ту страну?

Толпа в предчувствии потехи.
Мерцают золотом доспехи,
Ладони тянет нищета.
Окрестность - в ожиданье снега,
И туча провисает с неба,
И над Голгофой - пустота.
В старинном соборе
(А.Городницкий)
В старинном соборе играет орган
Среди суеты Лиссабона.
Тяжёлое солнце, садясь в океан,
Горит за оградой собора.

Романского стиля скупые черты,
Тепло уходящего лета.
О чём, чужеземец, задумался ты
В потоке вечернего света?

О чём загрустила недолгая плоть
Под каменной этой стеною, -
О счастье, которого не дал Господь?
О жизни, что вся за спиною?

Скопление чаек кружит, как пурга,
Над берега пёстрою лентой.
В старинном соборе играет орган
На самом краю континента,

Где нищий, в лиловой таящийся мгле,
Склонился у входа убого.
Не вечно присутствие нас на Земле,
Но вечно присутствие Бога.

Звенит под ногою коричневый лист,
Зелёный и юный вчера лишь.
Я так сожалею, что я атеист, -
Уже ничего не исправишь.
Герой и автор
(А.Городницкий)
Учебники нас приучают с детства,
Что несовместны гений и злодейство,
Но приглядитесь к пушкинским стихам:
Кто автор - Моцарт или же Сальери?
И Моцарт и Сальери - в равной мере,
А может быть, в неравной, - знать не нам.

Определить непросто нам порою
Соотношенье автора с героем, -
С самим собой возможен диалог.
И Медный Всадник скачет, и Евгений
По улице бежит, и грустный гений
Мицкевича все видят между строк.

Из тьмы полночной возникают лица.
Изображенье зыбкое двоится.
Коптит лампада, и перо дрожит.
Кто больше прав перед судьбою хитрой -
Угрюмый царь Борис или Димитрий,
Что мнением народным дорожит?

Не просто всё в подлунном этом мире.
В нем мало знать, что дважды два - четыре,
В нем спутаны коварство и любовь.
Немного проку в вырванной цитате, -
Внимательно поэта прочитайте
И, жизнь прожив, перечитайте вновь.
Гробница Камоэнса
(А.Городницкий)
У края католической земли,
Под арками затейливого свода,
Спят герцоги и вице-короли,
Да Гама и Камоэнс - спят у входа.

Луч в витраже зажегся и погас.
Течение реки неумолимо.
Спит Мануэль, оставивший для нас
Неповторимый стиль "Мануэлино".

Король, он в крепостях своей страны
Об Индии далекой думал страстно,
Его гробницу черные слоны
Несут сквозь время, как через пространство.

Рожденные для чести и войны,
Подняв гербы исчезнувшего рода,
Спят рыцари у каменной стены,
Да Гама и Камоэнс - спят у входа.

Придав убранству корабельный вид,
Сплетаются орнаменты, как тросы.
Спят под скупыми надписями плит
Торговцы, конкистадоры, матросы.

Неведомой доверившись судьбе,
Чужих морей пригубив злые вина,
Полмира отвели они себе,
Испании - другая половина.

Художников не брали в океан,
Но нет предела дерзостному глазу:
Сплетения бамбука и лиан,
Зверей и птиц, не виданных ни разу,

Они ваяли, на руку легки,
Все в камень воплотив благоговейно,
О чем им толковали моряки
За кружкой лисбоанского портвейна.

Встает и снова падает заря.
Меняются правители и мода.
Священники лежат у алтаря,
Да Гама и Камоэнс - спят у входа.

Окно полуоткрыто. Рядом с ним
Плывут суда за стенами собора.
Их бережет Святой Иероним,
Высокий покровитель Лиссабона.

Сверкает океанская вода,
Серебряные вспыхивают пятна.
И мы по ней отправимся туда,
Откуда не воротишься обратно.

Но долго, пробуждаясь по утрам
И глядя в рассветающую темень,
Я буду помнить странный этот храм
Со стеблями таинственных растений,

Где каждому по истинной цене
Места посмертно отвела природа:
Властитель и епископ - в глубине,
Поэт и мореплаватель - у входа.
Два Гоголя
(А.Городницкий)
Два Гоголя соседствуют в Москве.
Один над облаками дымной гари
Стоит победоносно на бульваре,
И план романов новых в голове.

Другой неподалёку за углом,
Набросив шаль старушечью на плечи,
Сутулился, душою искалечен,
Больною птицей прячась под крылом.

Переселён он с площади за дом,
Где в тяжких муках уходил от мира,
И гость столицы, пробегая мимо,
Его заметит, видимо, с трудом.

Два Гоголя соседствуют в Москве,
Похожи и как будто непохожи.
От одного — мороз дерет по коже,
Другой — сияет бронзой в синеве.

Толпой народ выходит из кино,
А эти две несхожие скульптуры —
Два облика одной литературы,
Которым вместе слиться не дано.
Дорога
(А.Городницкий)
Солнце в холодную село воду,
В небе лучом полыхнув зеленым.
Человечество делится на скотоводов
И земледельцев. В делении оном,
Неприменимом в двадцатом веке,
Осталась верной первооснова,
Коренящаяся в самом человеке,
А не в способе добыванья съестного.

Ты это все вспоминаешь в душной
Комнате тусклой порой вечерней.
В теле твоем законопослушном
Неопрятный ворочается кочевник,
Не отличающий оста от веста,
Но ненавидящий прочные стены,
Надеющийся переменой места
Осуществить в себе перемены.

Прочь же поскачем, в дыму и гаме,
Не доверяя земле вчерашней!
Пастбище, вытоптанное ногами
Сотен животных, не станет пашней.
Где остановимся? Что засеем?
Чем успокоим хмельные души?
Вслед за Колумбом и Моисеем,
Вскачь и пешком, по воде и суше.

Женщины этой ночное ложе,
Дом твой, вместилище скушных бедствий, -
Что бы ни выбрал ты, выбор ложен, -
Первопричина открытий - в бегстве.
Душа
(А.Городницкий)
В безвременье ночном покой души глубок -
Ни мыслей о судьбе, ни тени сновиденья.
Быть может, небеса на темный этот срок
Берут ее к себе, как в камеру храненья.

Когда же новый день затеплится в окне
И зяблик за стеклом усядется на ветку,
Ее вернут опять при пробужденьи мне,
Почистив и помыв, - не перепутать метку!

Душа опять с тобой, и завтрак на столе,
А прожитая ночь - ее совсем не жаль нам.
Мороз нарисовал узоры на стекле.
Безветрие, и дым восходит вертикально.

Но горько понимать, что ты летишь, как дым,
Что весь окрестный мир - подобие картинки
И все, что ты считал с рождения своим,
Лишь взято напрокат, как лыжные ботинки.

Что сам ты - неживой - кассетник без кассет,
И грош цена твоей привязанности к дому.
Что ошибутся там, устав за много лет,
И жизнь твою возьмут, и отдадут другому.
Кюхельбекер
(А.Городницкий)
Когда б я вздумал сеять хлеб
И поучать других при этом,
Я был бы, видимо, нелеп,
Как Кюхельбекер с пистолетом.

Ах, эти ночи над Невой
И к рифме сладкое влеченье,
Азарт атаки штыковой
И безысходность заточенья!

Превозмогая боль и страх,
Сырой овчиной руки грея,
В чужом тулупе, в кандалах,
Был так похож он на еврея,

Когда оброс и исхудал,
Что Пушкин в тёмном помещенье
Его при встрече не узнал
И отвернулся с отвращеньем.

Судьба сказала: "Выбирай!"
И поменял любовник пылкий
Прибалтики цветущий край
На тяготы Сибирской ссылки,

Чтобы среди чужих степей,
Свой быт уподобляя плачу,
Былых оплакивать друзей
И Якубовича в придачу.

Когда, касаясь сложных тем,
Я обращаюсь к прошлым летам,
О нем я думаю, затем
Что стал он истинным поэтом.

Что, жизнь окончив на щите,
Душою по-немецки странен,
Он принял смерть — как россиянин:
В глуши, в неволе, в нищете.
Монолог Моисея
(А.Городницкий)
Прегрешенья наши, Господи, прости нам.
Пусть никто не обвинит меня в тиранстве.
Сорок лет вожу народ я по пустыне,
Чтобы вымерли родившиеся в рабстве.

Про жестокий им назначенный экзамен
Знают путники бредущие едва ли,
Эти женщины с бездонными глазами
И мужчины, что оковы разбивали.

Тот, в ком с детства кровь от страха в жилах стынет,
Недостоин жить при равенстве и братстве.
Сорок лет вожу народ я по пустыне,
Чтобы вымерли родившиеся в рабстве.

Вот идут они, словам моим поверя,
Позабыв о униженьях и напастях,
Но нельзя войти в сияющие двери
С синяками от колодок на запястьях.

Все возможно только средствами простыми.
Мы в самих себе не в силах разобраться.
Сорок лет вожу народ я по пустыне,
Чтобы вымерли родившиеся в рабстве.

След причудливый за нами вьется гибко.
Звон бубенчиков и топот караванный.
Тем, кто вышел вслед за мною из Египта,
Не добраться до Земли Обетованной.

Схоронив своих мужей в песке постылом,
Плачут вдовы в белом траурном убранстве.
Сорок лет вожу народ я по пустыне,
Чтобы вымерли родившиеся в рабстве.

Треплет ветер их убогую одежду.
Солнце гневное восходит на Востоке.
Я внушаю им покорность и надежду
И считаю им отпущенные сроки.

Бурдюки с водой становятся пустыми.
Серый коршун растворяется в пространстве.
Сорок лет вожу народ я по пустыне,
Чтобы вымерли родившиеся в рабстве.

Скоро смерть в свои холодные объятья
И мое возьмет измученное тело,
Но не должен прежде срока умирать я,
Не закончив мне порученное дело.

И покуда не скончается последний,
Буду я водить народ мой по барханам.
В царство светлое войдет его наследник,
Лишь родителя увидев бездыханным.

Мне на посох все труднее опираться.
Бог всевидящий, меня не слышишь разве?
Чтобы вымерли родившиеся в рабстве,
Чтобы вымерли родившиеся в рабстве!
На даче
(А.Городницкий)
Мы снова на даче. Шиповник растет на опушке,
Где прячутся в травах грибы, что зовутся свинушки.
Прогулки вечерние и разговор перед сном
О первенстве мира по шахматам или погоде,
Опилки в канаве, кудрявый салат в огороде
И шум электрички за настежь раскрытым окном.

Сосед мой - историк. Прижав свое чуткое ухо
К минувшей эпохе, он пишет бесстрастно и сухо
Про быт декабристов и вольную в прошлом печать.
Дрожание рельса о поезде дальнем расскажет
И может его предсказать наперед, но нельзя же,
Под поезд попав, эту раннюю дрожь изучать!

Сосед не согласен - он ищет в минувшем ошибки,
Читает весь день и ночами стучит на машинке,
И, переместившись на пару столетий назад,
Он пишет о сложности левых влияний и правых,
О князе Щербатове, гневно бичующем нравы,
О Павле, которого свой же убил аппарат.

Уставший от фондов и дружеских частых застолий,
Из русской истории сотню он знает историй
Не только печальных, но даже порою смешных.
Кончается лето. Идет самолет на посадку.
Хозяйка кладет огурцы в деревянную кадку.
Сигнал пионерский за дальнею рощей затих.

Историк упорен. Он скрытые ищет истоки
Деяний царей и народных смятений жестоких.
Мы позднею ночью сидим за бутылкой вина.
Над домом и садом вращается звездная сфера,
И, встав из-за леса, мерцает в тумане Венера,
Как орденский знак на портрете у Карамзина.
Песни западных славян
(А.Городницкий)
Песни западных славян
Не поют сегодня боле.
В них тоска сиротской доли
И в мужья нелюбый дан.
В них ведется бедам счет,
Словно яхонтам в шкатулке.
Мать-старушку режут турки,
По березе кровь течет.

Песни западных славян -
Ни надежды, ни просвета.
Иссушит колосья лето,
И юнак умрет от ран.
Молодой душе пропасть
В поле боя опустелом.
Волк наелся белым телом,
Ворон крови попил всласть.

Песни западных славян
Нетипичны для Европы, -
В них голодный слышен ропот,
Черный стелется туман.
Их лесной дремучий бог
Христианством лишь затронут.
Так речной не скроет омут
Тонкий временный ледок.

В песнях западных славян
Нет струны любовной тонкой, -
Рубят надвое ребенка,
Полонянок гонит хан,
Убивает сын отца,
Манит глупых небылица...
Не поют, а песня длится,
И не видно ей конца.
Петербург
(А.Городницкий)
Кем вписан он в гранит и мох,
Рисунок улиц Ленинградских,
На перепутье двух эпох,
Бессмысленных и азиатских?

Насильно Русь привёл сюда
Разочарованный в Востоке
Самодержавный государь,
Сентиментальный и жестокий.

Здесь, первый выплавив металл,
Одев гранитом бастионы,
Он об Италии мечтал,
О звонкой славе Альбиона.

Не зря судьба переплела
Над хмурой Невскою протокой
Соборов Римских купола,
Лепное золото барокко.

И меж аллей, где тишина
Порхает легкокрылым Фебом,
Античных статуй белизна
Сливается с полночным небом.

Прости же, Англия, прости
И ты, Италия седая!
Не там Владимир нас крестил —
Был прав безумный Чаадаев.

Но, утомлённые Москвой,
Купив билет на поезд скорый,
С какой-то странною тоской
Мы приезжаем в этот город.

И там, где скользкие торцы
Одела влажная завеса,
В молчанье смотрим на дворцы,
Как скиф на храмы Херсонеса.

Шумит Москва, Четвёртый Рим,
Грядущей Азии мессия,
А Петербург — неповторим,
Как Европейская Россия.
Петровская галерея
(А.Городницкий)
Начало просвещения в России, -
На белом фоне крест небесно-синий,
Балтийским ветром полны паруса.
Еще свободны гавани для флота,
На острове Васильевском - болота,
За Волгою не тронуты леса.

Начало просвещения в России.
Ученый немец, тощий и спесивый,
Спешит в Москву, наживою влеком.
Надел камзол боярин краснорожий.
Художник Аргунов - портрет вельможи, -
Медвежья шерсть торчит под париком.

Начало просвещения в России, -
Реформы, о которых не просили,
Наследника по-детски пухлый рот,
Безумие фантазии петровской,
Восточная неряшливая роскошь,
Боровиковский, Рокотов, Гроот.

Встал на дыбы чугунный конь рысистый.
История империи Российской
Пока еще брошюра, а не том,
Все осмотреть готовые сначала,
Мы выйти не торопимся из зала, -
Мы знаем, что последует потом.
Причин потусторонних не ищите
(А.Городницкий)
Причин потусторонних не ищите.
Уже Сальери держит яд в горсти.
И если Рим нуждается в защите
Гусей, - его, как видно, не спасти.

Все наперед записано в анналы,
И лунный диск уменьшился на треть.
Но Моцарт жив, и отступают галлы,
И не сегодня Риму умереть.

Любой полет - лишь элемент паденья.
Когда кругом обложит вас беда,
Не стоит покоряться Провиденью.
Исчезнет все, но вот вопрос - когда?

Не надо рвать в отчаянье одежду -
Искусство в том, чтоб не терять лица.
Благословим случайность и надежду
И будем защищаться до конца!
Рембрандт
(А.Городницкий)
В доме холодно, пусто и сыро.
Дождь и вечер стучат о порог.
Возвращение Блудного Сына
Пишет Рембрандт. Кончается срок.

Сын стоит на коленях, калека,
Измождённых не чувствуя ног,
Голова — как у бритого зека, —
Ты откуда вернулся, сынок?

Затерялись дороги во мраке.
За спиною не видно ни зги.
Что оставил ты сзади — бараки?
Непролазные дебри тайги?

Кто глаза твои сделал пустыми, —
Развратители или война?
Или зной Иудейской пустыни
Всё лицо твоё сжёг дочерна?

Не слышны приглушённые звуки.
На холсте и в округе темно, —
Лишь отца освещённые руки
Да лица световое пятно.

Не вернуться. Живём по-другому.
Не округла, как прежде, Земля.
Разрушение отчего дома —
Как сожжение корабля.

Запустение, тьма, паутина,
Шорох капель и чаячий крик,
И предсмертную пишет картину
Одинокий и скорбный старик.
Санчо Панса
(А.Городницкий)
Низкий лоб платком замотан.
Небо в утреннем дыму.
Почему за Дон Кихотом
Едет Санчо? Почему?

Что влечет его - нажива,
Скудной жизни вопреки?
Не до жиру - быть бы живу,
Вся нажива - тумаки.

Плачет пашня по работам.
Пусто в брошенном дому.
Почему за Дон Кихотом
Едет Санчо? Почему?

Волоча худые ноги,
Мимо рощ и мимо сел
Конь плетется по дороге,
И трусит за ним осел.

Гаснет вечер над болотом,
Солнце кануло во тьму.
Почему за Дон Кихотом
Едет Санчо? Почему?

Что сулит ему удачи
За туманным рубежом?
Что отыскивает зрячий
В ослеплении чужом?

Пыль и дождь чеканят лица.
В океан бежит вода.
Рыцарь может исцелиться,
Санчо Панса - никогда.

И когда за ближней далью
Тихий грянет благовест
И уляжется идальго
Под простой тесовый крест,

На осла он влезет грузно,
По-крестьянски, не спеша,
И заноет странной грустью
Беспечальная душа.
Улисс
(А.Городницкий)
Скажи, Улисс, о чем поют сирены?
Чем песня их пьянящая манит,
Когда штормит и струи белой пены
Секут волну, как кварц сечет гранит?

Когда над мачтой, наклоненной низко,
Струится тучи сумеречный дым
И снова Понт становится Эвксинский
И негостеприимным, и седым?

В чем этих песен тягостная мука?
Когда гремит норд-ост, начав с низов,
Я слышу их неодолимый зов,
Подобный колебаньям инфразвука.

Не потому ль мы покидаем быт свой,
В желаниях и чувствах не вольны,
И гонит нас слепое любопытство
Навстречу пенью утренней волны?

Не потому ли, озарив окрестность,
В неведомую веру обратив,
Морочит душу этот неизвестный,
В тысячелетья канувший мотив?

Так, изогнувшись хищно и горбато,
Фарфор атоллов, акварель лагун
Крушит волна, рожденная когда-то
На противоположном берегу.

Глухая ночь. Предельный угол крена.
Куда плывем погоде вопреки?
Скажи, Улисс, о чем поют сирены?
Хотя бы смысл, хотя бы часть строки?
Шалея от отчаянного страха
(А.Городницкий)
Шалея от отчаянного страха,
Непримиримой правдою горя,
Юродивый на шее рвал рубаху
И обличал на площади царя.

В стране, живущей среди войн и сыска,
Где кто берет на горло, тот и нов,
Так родилась в поэзии российской
Преславная плеяда крикунов.

Но слуховое впечатленье ложно.
Поэзия не факел, а свеча,
И слишком долго верить невозможно
Тому, кто поучать привык, крича.

Извечно время - слушатель великий.
Столетие проходит или два,
И в памяти людской стихают крики
И оживают тихие слова.
Элегия
(А.Городницкий)
Сентябрь сколачивает стаи
И первый лист звенит у ног...
Извечна истина простая:
Свободен - значит, одинок.

Мечтая о свободе годы
Не замечаем мы того
Что нашей собственной свободы
Боимся более всего.

И на растерянные лица
Куда нам жизни деть свои
Крылом спасительным ложится
Власть государства и семьи.

В углу за снятою иконой
Вся в паутине пустота
Свободен - значит, вне закона.
Как эта истина проста!

Входная дверь гремит как выстрел
В моем пустеющем дому
Так жить нам вместе словно листьям
А падать вниз по одному


NO COPYRATES AT ALL